Громкий ритмичный стук настойчиво проникал в сознание, разгонял собой уютную темноту и вырывал из сладкой дрёмы, заставляя очнуться ото сна. Чародейка недовольно поморщилась от бившего по ушам раздражающего звука и спустя несколько секунд безуспешных попыток мысленно избавиться от его источника открыла глаза.
С улицы сквозь настеж раскрытые ставни проникали людские голоса, удары молотков по деревянным клиньям, скрипы ступальной лебёдки и скрежет лопат о дощатый настил, на котором смешивали известняковый раствор для лучшего сцепления камня на возводимом участке пострадавшей стены - всё то, что с утра до вечера на протяжении которой недели не давало забыть обитателям замка о разворачивающемся под боком строительстве.
Дворянка тихо застонала от досады и мысленно выругалась, растирая сонное лицо руками. Вот бес! Если рабочие уже приступили к своим обязанностям, она проспала значительно дольше, чем планировала, и времени на подготовку к приёму просителей с окрестных деревень у неё осталось не так много. Но вскакивать с постели и начинать судорожно собираться Шеала не спешила.
Ещё какое-то время она молча смотрела в потолок, отгоняя от себя остатки сна, и лишь окончательно придя в себя женщина кликнула по имени свою служанку:
— Бернадетт!
В ожидании островитянка встала с постели, сладко потянулась, разминая затёкшие после сна мышцы, и налила себе вчерашнего отвара, который просила подготовить ещё с вечера.
Реакции от прислужницы так и не последовало.
— Бернадетт! – куда громче позвала Шеала и сделала глоток напитка, унимая спровоцированное криком першение в горле, – Вот бес…
Из глубин коридора послышались быстрые шаркающие шаги, то и дело переходящие на бег, и через несколько мгновений дверь в комнату отворила запыхавшаяся девица с пузатым кувшином, который она еле удерживала в руках из-за его тяжести.
— Леди, прошу прощения, – затараторила Бернадетт сбивчивым голосом, – Я…
— Который сейчас час? – вполне спокойно спросила чародейка, бегло окинув служанку взглядом, и в пару глотков осушила свой кубок.
То ли заданный вопрос застал девицу врасплох, то ли её просто сбили с мысли и теперь она ненадолго утеряла нить происходящего, но Бернадетт точно рыбина захлопнула рот и с некоторой долей удивления уставилась на супругу лорда.
— Точно не знаю… – неуверенно начала служанка, отводя в сторону глаза от стыда и страха получить нагоняй, но с каждым словом её голос вновь становился увереннее и быстрее, – На улице уж светло, но солнышки не так давно в небо-то поднялись. Да и мужики, – с этими словами Бернадетт, всё ещё не смотря в глаза чародейке, кивнула в сторону раскрытых окон, – только за работу принялись.
Шеала молча кивнула, вполне удовлетворённая полученной информацией. Только недавно приступили, значит… Что ж, у них есть ещё где-то около часа, прежде чем во дворе соберётся толпа недовольных просителей.
— Хорошо, – отставляя пустой кубок в сторону наконец произнесла женщина и прошла к высокой треноге, на которой стояло шикорое блюдо для умывания, – Посмотри в сундуках подходящее платье, и закрой уже окно - не хочу дышать пылью.
Бернадетт кивнула и, налив в блюдо немного воды, от которой тянуло ароматом луговых трав, поставила кувшин на столик возле треноги, после чего занялась данными леди поручениями.
— Лорд Вульфрик и сир Клаус уже выехали? – омывая руки в приятной едва тёплой воде островитянка чуть повернула голову в сторону служанки.
— Ещё с… рассветом, госпожа, – с кряхтением отозвалась та, пытаясь дотянуться до щеколды вверху оконых ставень - даже стоя на цыпочках ей не хватало роста, и теперь девица пыталась как-то извернуться, чтобы удовлетворить указ хозяйки, не вставая грязными ногами на чистую дорогую мебель.
Вопреки собственным предположениям, чародейка не почувствовала горького укола в сердце от того, что ей пришлось остаться здесь, в стенах замка, в то время как её друг вместе с воинами Тароша и Карнема несли возмездие клятвоотступникам - то ли сказалось недавнее пробуждение, то ли то, что сейчас голова была забита другими, пусть и менее желанными, но куда более важными делами.
Расправившись со ставнями Бернадетт подошла к двум стоявшим около женского столика сундукам и немного заколебалась, мысленно пытаясь определить, в котором из двух находится то, что было нужно супруге лорда.
— Левый, – подсказала Шеала, одним глазом наблюдавшая за своей служанкой, и промокнула лицо и руки после умывания висевшим возле треноги отрезом ткани, – Одежда там. Тот, что ближе к столу, уже почти разобран, но в нём ещё осталось несколько ларей с украшениями и средствами для ухода.
По лицу девицы было видно, что она не совсем понимает, что дворянка подразумевает под "средствами", но задавать вопросы она не рискнула. Ничего, думала островитянка, ещё пообвыкнется. Глупо было требовать от деревенской девицы слишком многого на второй день услужения, но видно, что она действительно была довольно смышлённой - пусть и витала временами в облаках, новую информацию всё же схватывала быстро. И её вполне можно научить чему путному - нужно только проявить терпение, пока Бернадетт не освоится на новой должности личной служанки леди, привыкнет к своей госпоже и начнёт предугадывать её желания прежде, чем она их озвучит. А до этого светлого дня от чародейки требовалось разве что временами направлять свою служанку в нужное русло.
Девушка откинула тяжёлую крышку резного сундука и опустилась перед ним на колени, чтобы было удобнее искать подходящий к случаю наряд для госпожи, ходя сама Берна весьма смутно представляла, что дворянка считает "подходящим" для приёма просителей. Шерсть? Лён? Шёлк? Ох…
— Быть может, это подойдёт? – спустя какое-то время произнесла девица, вытащив из сундука край бархатного платья глубокого синего цвета.
Чародейка задумчиво хмыкнула, с придирчивым прищуром рассматривая предложенный Бернадеттой вариант, и равнодушно пожала плечами.
— Вполне. Доставай.
Переодевшись с помощью служанки Шеала села перед стоявшим на её столе отполированным медным диском и с недвусмысленным намёком протянула девице гребень.
— Вчерашнюю, будь добра.
Бернадетт кивнула и отвела виноватый взгляд от их с дворянкой отражения - знала, что просьба госпожи обусловлена вчерашним утренним разговором, в ходе которого выяснилось, что девица умеет разве что косы плести да волосы в сетку собирать, благо для последнего особой ловкостью пальцев и рук обладать не следует.
— Зал для приёма уже подготовлен? – не останавливала свой поток вопросов островитянка, желая вникнуть в курс дел ещё до того, как она покинет порог своей спальни. Пока прислужница занималась причёской, сама чародейка открыла несколько ларцов с украшениями и разложила перед собой часть их содержимого.
Девица немного помедлила с ответом, прокручивая что-то в голове, и неуверенно кивнула.
— Практически, – служанка разделила волосы княжны на отдельные локоны и принялась аккуратно расчёсывать их по очереди, – Слуги начали как только закончилась трапеза, и… Ох! – Бернадетт вздрогнула, словно её прошибло молнией, а по лицу было видно, что она вспомнила что-то очень важное, – Вы же ещё не завтракали! А столы уже убраны…
Столь искреннее беспокойство, которое читалось в глазах этой молоденькой девушки, не оставило Шеалу равнодушной.
— Если мы закончим быстро, ещё успею поесть в малой трапезной до прихода первых просителей, – чародейка невольно улыбнулась, посмотрев на свою служанку через медное отражение, и приложила к ушам по одной серьге из двух разных пар, прикидывая, какая из них подойдёт больше к выбранному наряду.
Ответ леди несколько успокоил Бернадетт, и она заметно расслабилась, продолжив трудиться над причёской, когда вдруг дворянка задала вопрос, который в некотором роде застал служанку врасплох:
— А ты, Бернадетт? Всё ли хорошо у тебя?
Девушка немного замялась. Она и сама не знала, всё ли хорошо. С одной стороны у неё была крыша над головой и работа, которая позволяла копить деньги себе на приданное, а с другой - у неё было проблем ничуть не меньше, чем у любой молоденькой незамужней девицы, да и к тому же весьма не дурной.
— Благодарю, госпожа, всё хорошо, – со слабой и немного грустной улыбкой ответила служанка, собирая волосы чародейки в серебристую сетку и закалывая их шпильками с крупными жемчужинами на концах.
Уголок губ островитянки дрогнул к беззвучной усмешке. Видимо для Бернадетт это было слишком личным, чтобы делиться проблемами с фактически незнакомым человеком, а может быть девушка просто считала для себя недопустимым забивать своими тяготами голову супруги хозяина замка.
— Что ж… – тяжело вздохнула женщина, окидывая придирчивым взглядом своё отражение в диске и поправляя надетые украшения, – Хорошо, если всё действительно так.
Удовлетворённая увиденным Шеала встала с кресла и повернулась лицом к Бернадетт.
— Но если у тебя появятся проблемы, – чародейка взяла свою служанку за руки и посмотрела ей в глаза, – Если тебя будут притеснять или твоя семья будет в чём-то нуждаться, помни, что ты можешь обратиться за помощью ко мне, – Шеала мягко улыбнулась, в подбадривающем жесте легонько сжав ладони своей собеседницы, – В замен я прошу лишь верности. Верности и исполнения своих обязанностей.
Чародейка сделала шаг в сторону - пожалуй, слишком резко, чем того требовала ситуация - и вернулась к приготовлениям.
— Утром ты должна находиться рядом со спальней, если я не дала с вечера иного указания, а не бегать где-то по замку, ты меня поняла?
Пусть голос дворянки оставался спокойным, служанка несколько опешила от столь быстрой смены настроений.
— Д-да, конечно, – закивала Бернадетт, – Подобного, как сегодня утром, больше не повториться!
— Хорошо, – Шеала спрятала разложенные на столе укражения по ларцам, – Надеюсь, что именно так и будет.
С улицы даже сквозь закрытые окна были слышны людские голоса, но они не были похожи на кооперативные перекрикивания рабочих, решающих между собой, выдержат ли строительные леса вес Толстяка Дика и от чего новая партия раствора вышла на редкость херовой. Во дворе разгорался спор и, судя по доносившимся ругательствам, спор весьма жаркий.
— Хм… – женщина с наигранно-задумчивым выражением на лице повернулась к Бернадетт, – Как думаешь, успею ли я всё-таки поесть?...

Всё же успела, хотя она и не думала откладывать приём пищи из-за возмущений деревенских мужиков под окнами: для усмирения особо буйных в замке находилось без малого пару сотен солдат, а остальные пришедшие за пол-часа не сломаются.
Главный зал к тому моменту уже был подготовлен к приёму просителей: столы убраны, а из стульев остался только один, с высокой спинкой и подушкой на сидении - он стоял на невысоком помосте, по обе стороны которого уже дежурили пара стражников, готовые защитить супругу лорда, если кто-то из просителей решит на неё напасть.
— До окончания приёма можешь быть свободна, – пересекая зал на ходу бросила Шеала своей служанке и, заняв подготовленное для неё место на возвышении, подала знак к началу.

Плоды совместного творчества

Первых просителей ждать долго не пришлось: не прошло и пяти минут, как один из стражников привёл в зал двух мужиков.
— Как вас зовут и с чем вы сегодня пришли? – со сдержанной улыбкой спросила чародейка, сложив на коленях руки в замок.
Вышла заминка - сперва просители заговорили разом, а потом разом же замолчали, одарив друг друга мрачными взглядами.
Коренастый краснолицый Брам сделал еще один маленький шажок вперед, и снова поклонился - на всякий случай.
— Зовут меня Брам, миледи. Из Аквуда я, что у Белого брода. Дед мой по матери, старый Ольм, родом был из этих мест. Милостью Его Светлости пахал он землю, что за пастбищем. Да вот беда - как пришел сюда мор, так вся родня дервудская и померла. И явилась мне, миледи, намедни матушка-покойница, и говорит - не гоже, Брам, чтоб земля, дедом твоим милостью самого графа полученная, ветер да сорная трава выхолостили. Иди, мол, Брам...
— Чего врешь-то? – не выдержал Ульм. – Матушка ему явилась! Да у вас в Аквуде второй год хлеб дочерна гниет, вот и явился наследничек! – Мужик запнулся, опомнившись, и тоже поклонился, извиняясь за свою вспышку. – Простите, миледи. Зовут меня Ульм. Дервудский я. И моя бабка была старику Ольму сестрой сведенной - по отцу, значится. Жили мы до войны добро, и родню Ольма не забывали. Старикам помогали, значиться. Нынче помер дед, никого в его хозяйстве не осталось. Рассудите нас, миледи, кому земля отойдет.
Дворянка вдумчиво слушала первых просителей, переводя взгляд с одного говорившего на другого и мысленно пытаясь разобраться в хитросплетениях представленного на словах генеалогического древа.
Ситуация была странной. Странной и сложной - Шеала даже не подозревала, что ей придётся столкнуться с подобным с первых же минут устроенного ею приёмного дня. Один из стоявших перед ней мужиков был внуком старика Ольма, другой же - его внучатым племянником, и оба они были равны в правах на претендуемую землю. Равны ли?...
— А что до тебя? – обратилась островитянка к краснолицему Браму, – Как часто ты навещал своего деда? Помогал ли на сезонных работах?
— Да навещать-то навещали, миледи. – Брам неловко развел руками. – Только сев да жнивьё время трудное, а семейство у меня небольшое. Да только вы не подумайте, миледи, мы и подати вовремя платим, и на замковых полях работаем.
Пока мужчина говорил, Шеала мельком наблюдала за реакцией его родственника, но рыжий усач, так неуловимо схожий с откормленным дворовым котом, оставался спокоен. Значит Брам не соврал, когда рассказывал про оказание помощи... И это обстоятельство ничуть не облегчало дворянке задачу.
Кивнув краснолицему жителю Аквуда в знак того, что его услышали, чародейка обратилась лицом к Ульму.
— Расскажи и ты о своей семье. Кем был твой отец?
Ульм слегка замешкался. Поскреб макушку, как бывало всегда в минуты задумчивости, и заговорил, неуверенно подбирая слова:
— Ну, батька мой, значиться, землю пахал - от мамкиного отца надел достался. Овец они с матушкой держали, да передохли от зеленой гнили овцы те. Коз пасли, из молока сыр сбивали. Доброе у нас семейство, миледи. Спросить по Дервуду - никто худого слова не скажет!
Женщина, чуть опустив голову, еле заметно усмехнулась - не столько полученному ответу, сколько осознав собственную глупость. Дура! Совсем забыла, что разговаривает с недалёкой чернью, которая порой воспринимает вопросы слишком буквально и далеко не всегда стремится рассказывать сверх того, о чём её спросили. Например, как сейчас.
— От кого он? Кем были его родители, бабки с дедами? – постаралась направить собеседника в интересующее её русло чародейка, – По кому семейство связано со сводной сестрой Ольма?
— По кому? Да по батьке ж! Звали его Верн, миледи, и матушка его, бабка Гата, значиться, старику Ольму приходилась сестрицей старшей. Мамки у них разные были, значиться, потому как первая жена Осгода, прадеда моего, в горячке преставилась. Бабке Гате тогда третий год шел. Прадед на рыбачке женился, и родила она ему Ольма. Хоть родные они были только по отцу, но любили друг друга крепко, миледи.
Чем больше Шеала слушала про родословную этих двух крестьян, тем больше запутывалась в их родственниках, пусть и сама же просила рассказать о них подробнее. Но ситуация прояснялась, и к концу повествования рыжеусого Ульма дворянка уже была готова высказать своё решение относительно спорного участка земли.
— Я вас услышала, – произнесла она, поочерёдно посмотрев на стоявших перед нею мужчин, а после дала знак сидевшему за столом неподалёку от неё писарю, и юноша, помощник эконома, взялся за перо, – Как прямой потомок Ольма и его наследник, Брам из Аквуда получает две трети земли своего деда. Оставшуюся часть получит семья Ульма, что поддерживала стариков и помогала им.
Во взгляде Брама сверкнуло торжество, Ульм же помрачнел. Оба мужчины поклонились, однако когда к ним направился стражник, дабы выпроводить из зала, Ульм заговорил вновь:
— Благодарим за ваше решение, миледи. Только вот кому ж достанется дом старика Ольма да его пожитки?
Кивнув в знак прощания мужчинам чародейка медленно откинулась на спинку стула и едва запрокинула голову в короткой передышке перед следующей группой просителей, как к ней обратились вновь.
Не опуская головы женщина мельком посмотрела на рыжеволосого крестьянина и перевела задумчивый взгляд на висевшие на стене военные трофеи.
— Дом... – начала женщина после недолгого молчания, – И личные вещи Ольма отойдут Браму, как внуку. Остальное - то, что осталось от прадеда, поделите поровну между собой.
Усач посмурнел пуще прежнего, но смолчал. И в молчании же просители покинули залу.